В чем суть концепции ловушки среднего дохода. Trap, то есть «ловушка среднего дохода»
К концу 2013 года, когда было уже ясно, что экономическое развитие России замедляется по причинам в основном институционального характера, у отечественной политической элиты возник спрос на относительно благообразное объяснение происходящего. Оно было вложено в уста Дмитрия Медведева, который на V Гайдаровском форуме в январе 2014-го сообщил, что страна «постепенно приближается к ограничениям по цене рабочей силы» и это «…может привести нас к проблемам конкуренции как с развитыми экономиками, обладающими высококвалифицированной рабочей силой и экспортирующими технологические инновации, так и с экономиками с низкими доходами, низким уровнем заработной платы и дешевым производством промышленных товаров». Премьер назвал этот феномен «ловушкой среднего уровня доходов», и политики стали повторять этот тезис - причем, что удивительно, делают это и поныне (например, Алексей Кудрин на последнем Санкт-Петербургском экономическом форуме). Между тем уже через пару месяцев после объявления о выявленной проблеме решение об экспансии в сторону Украины резко изменило ход российской истории - и сегодня Россия оказалась совсем в другой ловушке.
«Ловушка средних доходов» предполагает, что зарплаты по какой-то причине (в нашем случае - из-за пролившегося на экономику «нефтяного дождя») выросли настолько, что производимая в стране традиционная продукция оказывается неконкурентоспособной, а передовые отрасли недостаточно развиты. Однако в России указание на подобную «ловушку» лукаво - как потому, что наша страна не экспортировала ничего, кроме сырья (в цене которого рента составляет до 90%), даже тогда, когда зарплаты были низки, так и потому, что сегодня их никак нельзя назвать неоправданно завышенными. Остановимся на втором обстоятельстве.
Начиная с 2014 года из-за снижения цен на нефть и «мудрой» внешней политики российских властей, приведшей к разрывам финансовых связей с главными инвестиционными партнерами, переоцененный ранее рубль резко девальвировался. Максимальное значение, которого достигала средняя зарплата россиян в долларовом эквиваленте (то есть в том количестве долларов, которое человек мог купить на свой заработок в обменном пункте), составляло $751 в июле 2008-го (средняя зарплата, по данным Росстата, - 17 538 рублей при 23,34 рубля за доллар) и $915 осенью 2013-го (средняя зарплата - 29 640 рублей, курс - 32,41 рубля за доллар). Затем она упала до $716 в ноябре 2014-го и до $412 в январе 2016-го, стабилизировавшись на $655–680 к весне 2017 года. При этом правительство сегодня не рассчитывает на существенные «отскоки»: если в 2008–2011 годах предкризисный долларовый уровень доходов восстановился через 30 месяцев, то сегодня власти открыто заявляют, что даже через 20 лет номинальные зарплаты в долларовом исчислении не вернутся к уровням 2013-го. Учитывая, что мир не стоит на месте, доходы россиян в 2035 году, вернись они на уровень 2013-го, окажутся по мировым меркам вовсе не «средними». Иначе говоря, Россия сейчас и в будущем останется в «ловушке низких доходов». Если в очередном «тринадцатом году», который надолго может остаться нашей «реперной точкой», средняя зарплата россиянина была больше, чем в Румынии, Литве, Турции и Латвии ($673, $856, $907 и $913 соответственно), то сегодня она ниже, чем в Бразилии, Иордании, Китае и Мексике ($894, $796, $740 и $702).
Так о какой «ловушке средних доходов» можно говорить, если зарплаты в России ниже среднемирового значения? Наоборот, любой экономист-международник скажет, что нынешняя ситуация открывает огромные возможности для модернизации, - но только не тот, кто знаком с реалиями России XXI века.
Экономический рост в годы процветания (1999–2007), когда ВВП вырос на 77%, обеспечивался прежде всего сектором услуг и торговлей импортируемыми товарами. Валовой продукт в сфере коммуникаций и связи увеличился (в сопоставимых ценах) более чем в 10 раз (объем услуг по предоставлению интернет-трафика - в 22 раза), валовой доход банков и финансовых организаций - в 6,7 раза; сектор оптовой и розничной торговли вырос в 4,3 раза, строительство - в 2,3 раза. К началу кризиса 2008 года доля торговли в российском ВВП достигла 18,7%, строительства и операций с недвижимостью - 16,3%, коммуникаций и связи - 5,2%, финансового сектора - 5,1%.
Суммарно на эти четыре отрасли пришлось почти 2/3 прироста ВВП РФ за первые два президентских срока Путина. При этом, в отличие от всех успешно модернизировавшихся стран, промышленность в России отставала - и все сильнее - по темпам роста: в 2000–2004 годах - 28,6% при приросте ВВП на 39,3%, в 2005–2008 годах - 19,2% при 31,4%. И не было создано ни одной новой отрасли индустрии.
Именно поэтому снизившиеся зарплаты не подталкивают экономический рост: с одной стороны, рынок в ряде сегментов сферы услуг (мобильная связь, торговля, общепит и ряд бытовых услуг) насыщен и ориентирован на внутреннего потребителя, значит, низкие зарплаты не могут повысить предложение, но ограничивают спрос; с другой - промышленность тоже не получает особых выгод, так как внутренний спрос сжимается, а взаимодействие с внешним миром минимально - в Южной Корее, где пересчитанные по рыночному курсу в доллары зарплаты упали с $1500 до $790 между августом 1997-го и июлем 1998-го, доля машиностроения и электроники в экспорте составляла на начало периода 54,8%, а в России на момент оккупации Крыма - 5,3%. Именно поэтому последствия кризиса в Корее с точки зрения доходов населения были преодолены за четыре года, а в России их не надеются преодолеть и за 20 лет.
Я утверждаю: структурные особенности экономики России таковы, что она склонна к подъему при растущих, а не снижающихся доходах - как это было в начале 2000-х. Для этого, однако, необходим дополнительный внешний фактор, способный подталкивать это повышение. В счастливые времена им выступал рост цен на нефть - и к 2012–2013 годам Россия стала рынком, крайне привлекательным для крупных международных компаний. Единственным верным шагом в таких условиях было максимальное привлечение в страну иностранных корпораций для создания нового экспортного потенциала на случай завершения сырьевой бонанзы. Но власть сделала прямо противоположное, порвав отношения с Западом накануне резкого падения цен на нефть. Поэтому экономика не оживет, даже если месячная зарплата инженера в промышленности упадет до часовой таксы московской проститутки (политических в расчет не берем). «Ловушка низких доходов» в закрывающейся экономике - приговор куда серьезнее, чем «ловушка средних доходов» в открытой миру стране.
Российская ситуация усугубляется еще одним фактором, который относится к роли и стратегии действий правительства. В ближайшие годы у России нет ни одного шанса перестать быть сырьевой страной. Значит, правительство de facto будет продолжать получать значительную часть доходов в валюте. Это предполагает, что помимо объективного давления на рубль, усиливающегося при снижении сырьевых цен, постоянно будет присутствовать и стремление искусственно занизить курс, чтобы сокращающиеся валютные поступления все же позволяли обеспечивать рублевое финансирование расходов бюджета. Соответственно, долларовые доходы россиян в принципе не имеют шансов на рост - и поэтому российская экономика еще долго не будет интересовать мировых игроков как рынок сбыта и потребительских, и инвестиционных товаров. Основной акцент мы сделаем на Китай, который продолжит поставлять нам относительно дешевые товары и покупать наше сырье, но ничего не предпримет для превращения страны в новую индустриальную державу.
Наконец, нельзя не учитывать, что «низкие», по российским меркам, доходы предполагают не попадание их получателей в низший сегмент среднего класса, а скатывание в глубокую бедность. В последние три года число лиц, получающих доходы ниже прожиточного минимума (определяемого властями в $5,4 в день), колеблется вокруг значения в 20 млн человек. Эти люди находятся в ситуации практически полной исключенности из экономической жизни; никакие рациональные аргументы об «импортозамещении» или повышении загрузки производственных мощностей не имеют к ним отношения. Проваливаясь в бедность, Россия может пойти после очередной девальвации не по восточноазиатскому, а по латиноамериканскому пути 1970–2000-х годов, которому были присущи консервация бедности и отсталости при огромном имущественном неравенстве, криминализации экономики и власти и сохраняющемся акценте на сырьевом секторе.
Мне кажется, что, выступая в 2014 году на Гайдаровском форуме, Медведев оказал услугу российской политической элите, но при этом отвлек внимание экономистов и политиков от действительно грозящей стране опасности. Если бы он был прав, сегодня мы бы увидели мощные потрясения на рынках того же Китая - но последний, похоже, прошел «критические» уровни зарплат, даже не заметив расставленных вблизи «капканов». Уверенность в том, что проблемы России происходят от ее успехов, а не от слабостей, имела критическое значение для принятия в 2014–2015 годах череды ошибочных решений, задавших новую траекторию развития.
Оптимисты, конечно, могут надеяться, что на четвертом, пятом или шестом президентском сроке у Путина проснется либеральный реформаторский зуд, но не стоит забывать, что главный вызов для России исходит не от «излишнего» благосостояния, а от его разительного отсутствия.
..не даст Прибалтике победить бедность и эмиграцию
Министр экономики Латвии Арвил Ашераденс сказал, что правительство победит массовую эмиграцию из страны с помощью роста зарплат. Однако экономика Латвии и других стран Прибалтики устроена таким образом, что зарплаты там всегда будут кратно ниже, чем в странах Западной Европы. Европейская интеграция сформировала в Прибалтике периферийный капитализм, и эта экономическая модель делает невозможной победу над бедностью и эмиграцией в Эстонии, Латвии и Литве.
В экономической науке существует понятие «ловушки среднего дохода». Под ней понимается ситуация, когда страна, достигшая определенного уровня, не может «пробить» этот уровень и развиваться дальше. Остановка в развитии порождает экономическое отставание, которое приводит к деградации страны.
В «ловушку среднего дохода» часто попадают страны третьего мира. Колониальное прошлое этих стран определяет их развитие в логике периферийного капитализма, когда бывшая метрополия высасывает из них ресурсы (включая человеческие), становится для этих стран центром концентрации производства, технологий и капитала, а им оставляет участь рынка сбыта и сырьевого придатка.
Заработная плата в странах периферийного капитализма никогда не будет на одном уровне со странами экономического Центра, потому что если она достигнет этого уровня, то бизнес уйдет в страны с более низкими затратами на рабочую силу. Экономика таких стран работает на условиях сохраняющегося отрыва в развитии от более бедных стран, чтобы импорт приносил прибыль производителям, и сохраняющегося отставания от более богатых стран, чтобы у потребителей этого импорта оставались рабочие места. Такая ситуация и является «ловушкой среднего дохода».
Европейская интеграция сформировала именно такую экономическую модель в Эстонии, Латвии и Литве, и теперь развитие в колониальной логике периферийного капитализма загоняет Прибалтику в «ловушку среднего дохода».
Во всех трех странах Балтии в последние два-три года об этой опасности открыто говорят чиновники и экономисты.
«Нужно честно и без иллюзий признать: Эстония попала в "ловушку среднего дохода", усугубляемую падением демографии и почти отсутствующим ростом экономики», - говорилось в совместном исследовании аудиторской компании KPMG и Центрального союза работодателей Эстонии, опубликованном в конце 2016 года.
«С точки зрения конкурентоспособности, в Латвии все еще доминируют преимущества дешевой рабочей силы. Если существующее положение сохранится, темпы развития экономики в среднесрочной перспективе смогут достигать всего 2–3% в год, и в этом случае экономика рискует попасть в "ловушку среднего дохода"», - говорится в опубликованном Межведомственным координационным центром весной этого года «Докладе Латвии ООН о введении целей устойчивого развития».
«Для нас неприемлемо предложение Еврокомиссии сократить финансирование политики выравнивания для Литвы на 24%. Мы всегда выступали за правила распределения средств, которые предусматривали бы постепенное сокращение средств для регионов, достигших 75% среднего показателя ВВП в ЕС на одного жителя. Внезапное сокращение средств повышает угрозу дальнейшей конвергенции Литвы и повышает вероятность попадания в "ловушку среднего дохода", а это как раз лишь повысит темпы эмиграции», - пожаловался на грядущее сокращений дотаций из еврофондов летом этого года министр финансов Литвы Вилюс Шапока.
Поэтому инициатива главы латвийского Минэкономики побороть эмиграцию, увеличив зарплаты, - чистой воды предвыборный популизм.
При существующей экономической модели стран Балтии зарплаты и уровень жизни в целом в периферийных Литве, Латвии и Эстонии всегда будут в несколько раз ниже, чем в странах «ядерного» региона ЕС - Западной Европы.
Впрочем, «ловушка среднего дохода» не является смертным приговором для угодивших в нее государств. В разные годы в нее попадали и выбирались, переходя на новый уровень развития, Финляндия и Южная Корея, Бразилия и Сингапур. Рецепты давно известны и многократно описаны. Необходимы наращивание производства, стимулирование внутреннего спроса на отечественную продукцию и поиск рынков сбыта для увеличения экспорта, долгосрочные инвестиции в науку, образование и инфраструктуру, формирование инновационной экономики с высокой добавленной стоимостью, производством уникальной продукции и высокими зарплатами для уникальных специалистов.
Иными словами, для выхода из сложившейся ситуации Прибалтика должна решать проблемы, которые она же себе и создала.
В 1991 году для Литвы, Латвии и Эстонии не было предопределено превращение в колонии Германии, Великобритании и других западноевропейских стран. У стран Балтии была развитая высокотехнологичная промышленность с высокой добавленной стоимостью. Доля промышленности в Прибалтике на момент ее выхода из состава СССР была выше, чем сегодня в Германии - более 60% экономики Литвы, Латвии и Эстонии.
Помимо промышленности, была самая современная инфраструктура, построенная Советским Союзом. Были гарантированные экспортные поставки на традиционные рынки сбыта на востоке. Была возможность доступа одновременно к российским ресурсам и немецким технологиям. Был транзитный потенциал. Были школы подготовки специалистов мирового класса. Были уникальные научные и производственные коллективы, способные создать инновационный продукт и сформировать в Прибалтике экономику знаний.
Прибалтика сама от всего этого отказалась: имея все необходимые стартовые позиции, Литва, Латвия и Эстония добровольно выбрали развитие в логике периферийного капитализма.
Сознательные усилия прибалтийских правительств, дополнившие присоединение к общему европейскому рынку и разрыв кооперационных связей на Востоке, уничтожили основную часть местной промышленности - доля индустриального производства в структуре экономики сократилась до 10–15%.
Казавшиеся незыблемыми традиционные рынки сбыта были потеряны, а новых рынков для прибалтийского экспорта не нашлось. В последние несколько лет все желающие имели возможность наблюдать фантасмагорию с «войной санкций», когда правительства Литвы, Латвии и Эстонии сперва убеждали, что российское продовольственное эмбарго не скажется на мясомолочной отрасли, потом пытались найти местному молоку и кефиру покупателей в Китае, Доминикане и на Каймановых островах, потом с гордостью заявляли, что их страны страдают больше всех в ЕС от санкционной политики, но не изменили своего отношения к России, потом просили у Еврокомиссии компенсаций для своих обанкротившихся молочников.
Возможность быть «мостом» между Востоком и Западом и зарабатывать на этом экономически страны Балтии упустили, начав вместо этого играть функцию клина, вбиваемого между Германией и Россией. Транзитный потенциал они теряют буквально на глазах: пятый год продолжается падение грузооборота железных дорог и портов Прибалтики.
Наконец, самый главный ресурс - человеческий - тоже почти весь просочился сквозь пальцы.
По высшему техническому образованию сразу же после обретения независимости был нанесен смертельный удар переводом его на государственные языки. Уникальные научные и производственные коллективы были разогнаны, их НИИ и КБ закрыты. Наука уничтожена. Мирового уровня профессора, инженеры, изобретатели в Латвии и Эстонии были лишены гражданства и уехали туда, где их мозги ценятся больше. Молодые талантливые литовцы, латыши и эстонцы сегодня повально уезжают из Литвы, Латвии и Эстонии сразу по достижении совершеннолетия.
При таком положении дел о какой инновационной экономике, каком наращивании производства и экспорта и каких рынках сбыта может идти речь?
Прибалтийские страны сами обрекли себя на положение задворок Европы: «ловушку среднего дохода», периферийный капитализм и неуклонную деградацию.
В последние несколько лет они шаг за шагом лишают себя оставшихся рычагов для выхода на новый уровень: сельского хозяйства, транзита. Их единственный шанс улетает в Лондон с лоукостерами, набитыми гастарбайтерами. Остановить этот процесс невозможно, потому что эмигранты бегут от бедности, а прибалтийская бедность - это не недоразумение, не временная неприятность и не ошибка, а неотъемлемое составляющее формулы «истории успеха» Прибалтики.
Александр Носович
Появилось модное объяснение причин снижения роста экономики на определенном этапе.
Очень удобно, в частности. объяснить и причины снижения роста ВВП Беларуси.
Спорно, поскольку не все факторы учитываются. Слабо учитываются, в частности, институциональные факторы.
И вообще создается впечатление цифрового фетишизма, когда вместо анализа реальных причин проблему видят в "плохой цифре".
"Рост в России драматически замедлится в 2014 году, утверждают экономисты Ренессанс Капитала Иван Чакаров и Наталья Сусеева. Она, как и многие другие до нее, попадет в "ловушку для стран со средним уровнем дохода" (middle-income trap). Темпы роста замедлятся до уровня развитых стран Запада, тогда как по уровню развития и доходам населения Россия все еще будет отставать от них на целую вечность.
Когда и кто попадает в ловушку?
Эффект "ловушки", в которую попадают страны на полпути при переходе из категории "бедных" в категорию "богатых", известен уже несколько десятилетий. В 70-ые годы внезапная остановка после продолжительного "золотого века" случилась во многих странах Европы и в Японии. До этого аналогичную проблему испытали на себе США, где бодрый рост 60-ых сменился стагфляцией.
С тех пор в ловушку угодили многие другие страны Азии, Восточной и Южной Европы и Латинской Америки. Многие так и не смогли из нее выбраться - рост в них или стабилизировался на минимальном уровне, или, в некоторых случаях сменился продолжительным и глубоким спадом.
Все страны в момент внезапного замедления находились примерно на одном уровне экономического развития и имели схожий среднедушевой доход.
В прошлом году профессор Калифорнийского университета Беркли Барри Эйченгрин с соавторами собрали обширный статистический материал по всем случаям внезапного замедления. Эйченгрин рассматривал только те случаи остановки роста, когда:
1. До "остановки" среднегодовой рост за 7 лет превышал 3,5% (быстрорастущие страны).
2. За следующие после "остановки" 7 лет средний рост был на 2 процентных пункта в год ниже, чем за 7 лет до нее (глубокое падение темпов роста).
3. Страна к моменту остановки имела доход на душу населения не менее $10 000 (страны со средним доходом).
Затем Эйченгрин вычислил среднедушевой доход, при котором с наибольшей вероятностью происходит "попадание в ловушку". Оказалось, что о равен $16 740 международных ценах 2005 года. (Какая точность - ха! - L)
Чакаров из Ренессанс Капитала подсчитал, что Россия достигнет этого уровня доход к 2014 году .
Следом за ней наступит очеред Казахстана (2016 год) Турции (2019 год).
Другие страны БРИК доберутся до рокового порога позже Китай кажется в непосредственной близости к капкану уже 2020 (по подсчетам Ренессанс Капитала, Эйченгрин назвал 2016 год), Бразилия Индия в 2024 и 2038 годах соответственно.
Россия приближается к опасной черте
Почему существует ловушка?
Иван Чакаров пишет в своем докладе, что для простейшего объяснения сгодится и банальный ответ: с низкой базы до среднего уровня расти проще, чем со среднего до высокого. (И это объяснение?! - L.)
Есть и чуть менее банальное объяснение: в исследованных Эйченгрином случаях бурный рост перед остановкой как правило обеспечивался не расширением рынка труда или капитала, а, главным образом, взрывным увеличением "совокупной производительности факторов производства ". (слышали, слышали. Скажите еще синергетическим эффектом - L.)
За этим термином могут скрываться технологические перемены, перевод массы рабочей силы из деревни на городские промышленные предприятия, улучшение качества "человеческого капитала" или, проще - рост уровня образования работников.
Соответственно, последующая остановка вызвана резким снижением темпов роста производительности . Виной тому может быть, например, технологический шок (например, невозможность быстро освоить более сложные технологии, позволяющие поднять производительность выше определенного уровня ) или исчерпание дешевой сельской рабочей силы, которую можно отправить в город. У нас бы сказали, что страна "потеряла свою конкурентоспособность".
Но, констатирует Эйченгрин, причины снижения производительности могут быть разные, а суть одна - по достижении "порога" в $15-16 000 страна чаще всего попадает в ловушку. (цифровая фетишизация? -L.) При этом, конечно, сама по себе эта цифра не может быть источником неожиданного падения.
В капкан попадали самые разные страны. И не всем удалось из него выбраться.
Бывают ли исключения?
Эйченгрин нашел всего 4 страны, которые никогда не испытывали драматического замедления, но смогли вырастить ВВП на душу населения до $20 000 и более.
Еще несколько стран, в том числе Россия, приблизились к "порогу" уже после 2000 года, а потому по ним нет данных о долгосрочном замедлении.
Найдены страны, которые попадают в "ловушку" уже будучи вполне богатыми и развитыми. Всех их объединяет одно: они невелики по размеру и их экономика максимально открыта: Гонконг, Сингапур и Израиль.
Несколько стран упали, поднялись, а затем еще раз упали. Это вызвано, скорее всего, усилиями их правительств по перезапуску роста. Япония, попала ловушку два раза: в 1970-ых и в 1992 гг. В первый раз темпы роста сократились аж на 6,6 процентных пункта, а ВВП на душу населения не преодолел даже отметки в $14 000. Через 22 года ситуация была менее трагичной: экономика замедлилась всего на 3,5 п.п, зато ВВП на душу населения был гораздо выше - $27 250.
Исключением являются так же нефтедобывающие страны, особенно с небольшим населением . С ними ситуация может быть совершенно непредсказуемой, и это вполне понятно: производительность в них полностью зависит от внешних шоков. Они могут, не заметив, перемахнуть через порог "ловушки", но потом рухнуть.
Ярким примером является Ливия, попавшая в ловушку в 1980 году. На тот момент ВВП на душу населения был равен фантастическим $56 000, росла на 5-6% в год, а потом темпы роста снизились аж на 17,5% (на самом деле это было глубочайшее падение).
Та же Россия может и пережить 2014 год без потрясений, но это ее не спасет от дальнейшего падения. Впрочем, более вероятно, что у нас будут действовать "общие правила" - экономика страны сложнее, чем у Ливии. Подойдет пример Голландии, которая попала в ловушку, будучи видным производителем энергоносителей. Как известно, произошло это из-за "голландской болезни", безусловно связанной с нефтью, но случилось это в строго назначенное Эйченгрином "время" - в начале 1970-ых, после того, как среднедушевой ВВП едва перевалил за $17 000.
Осбенности попадания в ловушку
Согласно исследованию Эйченгрина, на попадание в ловушку влияют (хотя и не очень сильно), демографические причины
- Страны с высокой рождаемостью попадают в ловушку раньше. Это явно не наш случай.
- Вероятность резкой остановки в странах, где велика (и продолжает расти) доля пожилых людей, выше. России надо это учитывать.
Авторитарные государства попадают в ловушку с больше вероятностью, чем демократии или страны с переходной политической системой . Смена политического режима сама по себе не влияет на вероятность спада.
Так же больше подвержены спадам страны с открытой финансовой системой.
Страны с недооцененной валютой попадают в ловушку раньше, чем другие. Слабая валюта хороша, когда нужно поддержать бурный рост экспорта и защитить внутренний рынок от импорта. Ко времени попадания в ловушку слабая валюта приносит стране один вред. Китай должен задуматься, стоит ли ему продолжать прежнюю политику.
Еще один "звоночек" для Китая: страны, быстро наращивающие долю занятых в промышленности, попадают в ловушку, когда эта доля превышает 23%. Такой статистики в Китае не ведется, но, вполне вероятно, страна подошла к критической черте. Россия перешла ее еще в середине 20 века.
Лучше всего из ловушки выбираются страны, в которых внутреннее потребление превышает 64% ВВП. В России этот показатель (учитывая государственное потребление) выше 70%. Потребительский рынок занимает более 50% ВВП.
Так же важна доля инвестиций в экономике. Чем она больше, тем легче стране пережить "остановку" на пути к высокому благосостоянию.
Удастся ли России выбраться из ловушки?
С одной стороны, у России есть все шансы угодить в капкан "среднего дохода" всерьез и надолго:
- Рост последних 10 лет поддерживался почти исключительно увеличением факторной производительности, которое в последнее время, очевидно, начало буксовать.
- Доля нефтяного экспорта в ВВП по-прежнему очень высока, что увеличивает шансы попасть в ловушку.
- Население России быстро стареет.
С другой стороны, Россия неплохо подготовилась к трудным временам:
- В отличие от многие соседей, страна (после кризиса 2008 года) фактически отпустила свою валюту в свободное плавание и позволяет ей слабеть или укрепляться так, как того требует рынок.
- В России, как уже было сказано, высокая доля потребления в ВВП.
- Наконец, пишет Чакаров из Ренессанс Капитал, существуют вполне очевидные меры экономической политики, которые могут сгладить последствия попадания России в ловушку. Эти меры уже озвучены Владимиром Путиным во время его предвыборных выступлений.
Чакаров напоминает, что Путин планирует:
- Увеличить долю инвестиций в ВВП с 22% до 25% с помощью улучшения делового климата и увеличения нормы сбережения населением в результате снижения инфляции;
- Произвести "налоговый маневр", ослабив давление на рынки труда и капитала, увеличив обложение потребления (особенно роскоши);
- Запустить политику "новой индустриализации" - механизм освоения новых технологий, доведя инвестиции компания в новые разработки до 3-5% от их доходов.
Все это, считает, Чакаров, позволит запустить заново рост факторной производительности. Впрочем, цель Путина - удвоить производительность труда к 2020 году и вернуть темпы роста экономики в 6-7%, он считает не очень реалистичной. Стабилизация роста на уровне 4% будет большим достижением.
Исследователи из Ренессанса считают, что за последние 15 лет в экономический капкан успела не только попасть (в 1997 году), но и выбраться из него Чехия. На пути к выздоровлению находятся Венгрия (попала в ловушку в 2005 г.) и Польша (в 2008 г)
Но для большинства развивающихся стран, которые сейчас что есть сил догоняют развитый Запад, "правило Эйченгрина" не сулит ничего хорошего. Рост, основанный на освоении западных технологий, слабой валюте и перекачивании рабочей силы из деревни в города, не будет вечным.
Как написал сам профессор Беркли в своей научной работе, "остается процитировать видного теоретика Нелли Фуртадо: всему хорошему когда-нибудь приходит конец".
Я думал узнать про «ловушку среднего дохода». Это такая знаменитая концепция, говорящая, что, мол, страны, достигшие условного «среднего дохода», начинают расти более медленными темпами чем раньше. Эта концепция популярна на круглых столах и в колонках, и несколько лет назад кто-то пропихнул её даже в речь премьер-министра Медведева (хотя российские проблемы с ростом мало связаны с традиционными заботами стран-примеров этой ловушки). Научная литература о «ловушке среднего дохода» тоже растёт. Однако эта «ловушка» из тех, про которую хотелось бы понять - есть она на самом деле или нет.
Основная картинка, иллюстрирующая «ловушку среднего дохода», интерпретируется в обе стороны - и «за» существование ловушки, и против.
С одной стороны, есть страны - та же Бразилия, которые уже пятьдесят лет в «средней группе». Россия, по существу, там же. Но вот это «развитие средним темпом» не универсально. Есть страны, за те же 50 лет перешедшие из средней группы в «богатую» - от Южной Кореи до Испании (а если бы мы взяли другой период, 1948-2000, скажем, то и Италия бы вошла). По сравнению с ними Бразилия и Россия «в ловушке». С другой стороны - в темпах роста разных стран велик разброс и какие-то страны растут быстро, какие-то медленно (плюс к общим закономерностям типа замедления роста по мере увеличения капиталовооруженности). Лант Причетт и Ларри Саммерс в 2014 году привели очень мощные аргументы в пользу того, что мы наблюдаем именно это . (Об интеллектуальной предыстории - помните объяснение, предложенное Евгением Слуцким для объяснения «волн Кондратьева» - знаменитого феномена, эмпирического подтверждения которого так и не было получено?)
Эрик, как оказалось, не собирался говорить об этом - те закономерности, про которые он говорил - про то, что то, чем движется рост в зависимости от расстояния до «технологического фронта» и какие нужны институты на разных стадиях развития известно гораздо больше. Чтение можно начать с Агийона-Асемоглу-Зилиботти , и у Агийона и Бланделла есть целый цикл статей про это, в том числе с данными на уровне отдельных фирм и разных отраслей. Я это много раз описывал в колонках, и в , и раньше - собственная, моя первая колонка, путанная и многословная, была как раз про этот цикл работ Агийона - тогда в самом начале цикла. Те работы, которые я там описываю, существовали только в качестве препринтов, а сейчас уже стали строительным материалом стандартных учебников по экономическому росту. В такой постановке - как страны переходят к инновационному росту, если в результате догоняющего развития серьёзно сокращают расстояние до наиболее развитых, богатых стран - вопрос становится более осмысленным. С другой стороны, для многих стран - в том числе и нашей - практическая проблема состоит в том, как расти с таким темпом, которые бы позволял хотя бы не отставать от лидеров развития - и это, определенно, не «ловушка среднего дохода».